[Lavender Prime]

Название: Зависть
Автор: Zhie
Переводчик: Lavender Prime
Бета: Hamaji
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: G
Персонажи: Глорфиндель, Эрестор
Разрешение на перевод: запрос отправлен
Содержание: Глорфиндель спрашивает, почему именно Эрестор во всех постановках играет Феанора
Статус: закончен
Дисклеймер: Все принадлежит Tolkien Estate, не мне
Примечание автора: Написано на 2006 Tolkien Track – Dragon*Con
Примечания переводчика: Не смогла пройти мимо рассказа, где, редкий случай, упоминаются трое этих эльфов. И своеобразный взгляд на Феанора...

– Зачем ты так мучаешь себя? – Глорфиндель отложил гроссбух, над которым работал, и посмотрел на Эрестора. Вот уже несколько часов ему приходилось терпеть шепот Эрестора, пока тот раз за разом проговаривал свой текст. Нынешним вечером в Ривенделле должно было состояться театральное представление, и там, как и в любой постановке о Первоначальной эпохе, Эрестор выбрал играть Феанора.
Светловолосый нолдо всегда изумлялся, с какой силой Эрестор настаивал на том, чтобы получить эту роль. Никто не мог даже помыслить о том, что Феанора будет играть кто-то другой, поскольку стоило Эрестору выйти на импровизированную сцену и выказать свое умение, доказывающее, что именно он должен сыграть столь желанную роль, как все остальные актеры замирали, завороженно слушая выбранный им отрывок. Многие приходили в залу для репетиций на минуту или две только лишь затем, чтобы увидеть, как Эрестор приказывает возводить стены и командует окружением, ловящим каждый его жест, повинующимся каждому его слову.
Но Глорфинделю было известно то, о чем не подозревали остальные: Эрестор ненавидел Феанора, и ненавидел страстно. Хотя многие не любили прославленного нолдо за его деяния, а некоторые даже презирали его, Глорфинделю никогда не доводилось встречать эльфа, кто не переносил сгоревшего короля нолдор больше, чем Эрестор. В его ненависти было что-то очень личное, это было заметно, и сильно, но Глорфинделю так и не удалось разгадать, что же именно.
Тихие обрывки реплик, повторяемых Эрестором, все больше и больше прерывались его собственными замечаниями, словно эхом, осуждающим действия Феанора. Глорфиндель беспокоился за друга; если бы на его месте был кто другой, Глорфиндель бы решил, что тот сошел с ума, но воин уже привык к бессвязным фразам, вырывающимся у Эрестора. Когда Эрестор, наконец, умолк и замутненным взглядом оглядел столы кабинета, сдвинутые для удобства вместе, светловолосый нолдо продолжил:
– Работая над текстом, ты каждый раз ломаешь себя. Почему бы не дать кому-нибудь другому воспользоваться случаем и получить роль?
– Никто из здесь живущих не знал его лично, – резко ответил Эрестор. Но опомнился, вздохнул и ответил уже более спокойно: – Точнее, никто не воспринимает его должным образом. Его всего лишь считают... очень известной, очень... яркой исторической личностью. Но в его исполнение надо в полной мере вкладывать достоинство и силу, которыми он обладал. А эти юнцы запинаются и мямлят там, где мог бы быть величественный момент.
Глорфиндель чуть улыбнулся едва скрываемому высокомерию Эрестора.
– Разве ты не мог кого-нибудь подучить?
– Нет, не мог. У меня достаточно дел. – Эрестор тихо, но недовольно фыркнул и забарабанил пальцами по крышке стола. – А почему ты спрашиваешь? Тебе всегда нравилось мое исполнение, если, разумеется, все эти годы ты не выдавал желаемое за действительное.
Вот только поддайся Эрестору — и он вмиг уведет разговор от нежеланной темы. Откинувшись в кресле, Глорфиндель мягко сказал:
– Да, мне нравится твоя игра. Более того, я восхищаюсь ею. Мне нравятся речи, что ты произносишь в этой комнате, на сцене или даже перед советом — и только ты часто удерживаешь меня от того, чтобы не заснуть во время скучных собраний.
Эрестор чуть нахмурился от нежданной похвалы и опустил взгляд к сценарию, лежащему на столе.
– Что сбивает меня с толку, – продолжил свое Глорфиндель, привставая и выхватывая у Эрестора сшитые вместе листы, – так это что он сделал тебе, что ты так его ненавидишь.
– Я его совсем не ненавижу, – внезапно вырвалось у Эрестора. Наступило молчание, после которого Эрестор признал: – Хорошо, допустим. Я его ненавижу. И хоть никто не должен так ненавидеть другое существо, но, наверное, я всегда буду его ненавидеть. Я ненавижу его потому, что завидую этому везучему болвану.
Воздух застрял у Глорфинделя в горле, и Эрестор воспользовался моментом, чтобы отобрать у него сценарий.
– Извини, – выдохнул Глорфиндель, – просто о таком я слышу впервые.
– У меня для него припасены и другие ласковые прозвища, но они не столь цензурны, хотя, несомненно, более распространены.
Глорфиндель заставил себя медленно выдохнуть, потом положил руки на стол и переплел пальцы.
– Почему?
– Что — почему? Почему он болван?
Глорфиндель покачал головой, борясь с желанием рассмеяться.
– Почему ты ему завидуешь?
– Это один и тот же вопрос. – Эрестор выровнял листки сценария и кинул их на край стола. Дошел до своего кресла, откинулся в нем и заложил руки за голову. – Потому, что о чем бы ни зашла речь, он всегда получал все самое лучшее. Но не потому, что он это заслужил, а потому, что всех до глубины души трогало то, что он потерял мать. Так что вместо того, чтобы пристроить его к настоящей работе, как и всех нас, его отдали в ученики к Валар. – В последней фразе Эрестора было столько язвительности, что Глорфиндель нахмурился.
– А еще? – требовательно спросил он.
– Хм, дай подумать... Он женился на замечательной деве, породил много сыновей, которые любили его, несмотря ни на что, создал многие из чудес Валинора, и, к тому же, был неимоверно убедительным оратором, которым я вряд ли когда-либо смогу быть. В нем горел огонь, огромная сила, в то время как во мне — только тлеющий уголек. – Эрестор помолчал. – Я никогда не хотел стать безвестным, неженатым и бездетным обывателем, чье мнение ничего не значит и чье единственное стремление в Валиноре — присматривать за посадками или махать молотом. Не пойми меня неправильно, мне нравится то, чем я занимаюсь, но меня сильно раздражает одно упоминание о соседском мальчишке, с которым я рос рядом, но который в итоге прославил весь наш народ.
Глорфиндель потер лоб и задумался.
– Тогда все равно не понимаю, почему ты так хочешь его сыграть. Учитывая все вышесказанное, я бы скорее понял, если бы ты стремился держаться от всего этого подальше. Только лишь потому, что ты знал его лично — это не причина, чтобы продолжать его играть.
Эрестор улыбнулся и, закрыв глаза, откинул голову на спинку кресла. Чуть спустя он со вздохом выпрямился и сказал:
– А вот тут, друг мой, ты меня поймал. На самом деле я вновь и вновь переживаю его возвышение и гибель не ради него, а ради себя. Как видишь, это то малое, в чем я могу приблизиться к его достижениям. Я — никто, и никогда уже не стану «кем-то». Мои слова не вынуждают королей до самой смерти помнить мое имя, не говоря уже о том, чтобы раздуть пожар революции или принести мне славу. Результаты моих действий ничтожны, и в мою честь никогда не сложат великих песен или легенд. Ни на одной сцене не будет устроено представление, после которого будут выкрикивать «Смотрите, смотрите! Вон идет тот, кто играл Эрестора!». У меня нет ни семьи, ни детей, которые помнили бы меня, даже если бы я пал.
Прежде, чем Глорфиндель смог вставить хоть слово, Эрестор прерывисто вздохнул и договорил:
– Единственное, что у меня есть, единственная доступная мне слава — это притвориться им, говорить со сцены слова, как произносил бы их он, и вести себя так, как действовал бы он. С того момента, когда поднимается занавес, и до того, как он опускается — вот мой звездный час. Все, что мне остается, - это раствориться в его характере, стать им на время до антракта и после, до того, как последние поклоны вернут меня назад, в мою незатейливую реальность... И ничего более не принесет мне утешения.

@темы: Перевод, Эрестор, Глорфиндель, Джен, Drama, Текст, G